Слепой. Книга 1 - Вера Петрук

– Убери руки, – велел Арлинг, с трудом заставив себя успокоиться. Так весело ему еще никогда не было.

– Приди в себя, Регарди! Эта ведьма заколдовала тебя, как ту собаку в кустах. Еще немного, и она повяжет тебе ленточку на шею!

– Заткнись и дай мне нож.

– Ты хочешь ее зарезать? Зачем так возиться? Давай лучше ведьму повесим. Что ты делаешь?

Арлинг осторожно снял веревки с Магды и не сдержал возглас удивления, когда девушка сунула холодные ладони в его руки.

– Замерзла очень, – просто объяснила она, как будто другого способа согреться кроме рук Регарди не существовало. Впрочем, он и не думал их отдергивать.

– Эй, – не выдержал Даррен, хватая Арлинга за плечи. – Ты бы поосторожнее. Она может быть больной. Прокусила мне палец до крови, хорошо, если не бешеная. Лучше отпусти ее. Пусть идет, куда хочет, у нас и так проблем хватает. Надо егерей найти, нельзя же без них возвращаться. И с кабаном что-то решить.

– Не было никакого кабана, – не моргнув глазом, соврал Регарди. – Я все выдумал. Подстрелил какую-то белку, а секач померещился. Что мы, мало свиней забили? Пора возвращаться. Нас, наверное, уже обыскались. Пойдешь с нами, красавица?

– Ага, – кивнула Магда и плотнее запахнула на Арлинге куртку. Как будто это он, а не она, клацал зубами от холода.

Карр собирался что-то сказать, но Регарди бросил на него такой взгляд, что Даррен, испугавшись новой ссоры, поспешил вмешаться.

– Пусть ее, – пробормотал он, глядя на Арлинга, как на больного. – Плохое это место. Давай сначала выберемся отсюда, а потом разберемся. Если она и впрямь ведьма, повесить ее всегда успеют.

Стремительно надвигающиеся сумерки заставили Карра согласиться, хотя на Арлинга затаили глубокую обиду. Впрочем, Регарди было на это наплевать.

Осторожно взяв Магду за руку, он повел ее из леса, выбирая самую ровную и сухую дорогу. В голове царил хаос, зато на душе было как никогда мирно. Глядя на бледную луну, которая робко выглянула из-за уходящих туч, Арлинг подумал, что багульник вообще-то оказался прав. Весна дышала ему в затылок, заставляя поверить в то, что и у человека могут вырасти крылья.

Канцлер Согдарии и объединенных провинций Империи Элджерон Регарди отобрал у слуги запотевший графин и сам наполнил водкой пузатую стопку из фардосского хрусталя. Четвертую за вечер.

Пить Канцлер умел. Глядя на уверенные движения и твердый взгляд отца, Арлинг подумал, что, наверное, потребуется не один такой графин, чтобы заставить Бархатного Человека потерять самообладание. Он никогда не понимал, почему за отцом закрепилось такое прозвище. Возможно, из-за его пристрастия к роскоши, а может, странного характера. Мягкого и теплого с одной стороны – лицевой, но холодного и независимого – с другой, оборотной. При первом взгляде Канцлер производил впечатление уступчивого и сговорчивого человека, но Арлинг знал, что угодить отцу было невозможно. Он всегда добивался своего.

Если император являлся душой и сердцем Согдарии, то Элджерон Регарди был ее головой. При виде красивой тучи на небе он думал о плохой погоде, размокших дорогах и росте цен на рыбу из-за задержек рыболовецких барж по причине сильных штормов.

Когда Седрик Третий раздумывал над проблемами художественной ценности в поэзии Старого Двора и писал философские трактаты, Канцлер решал вопросы финансирования армии и проводил аграрные реформы в провинциях. Пока Император исследовал графику и мифологию народов Южной Родии, пытаясь определить их роль в формировании иконописного искусства Левантийских городов, Элджерон разрабатывал новую систему повинностей и вводил прогрессивный налог на доходы лордов, чтобы пополнить казну после неурожайного года и подавления мятежа в северных землях. Седрика любили, Канцлера боялись. Император занимался самосовершенствованием и поиском новых путей духовного развития, Элджерон устранял врагов и конкурентов, используя армию, Церковь и собственный незыблемый авторитет.

Потомок древней династии Гедеонов всецело доверял главному советнику. Впрочем, никто не мог упрекнуть старшего Регарди в том, что он плохо управлял Империей. Народ был сыт, роптал редко, а самое главное – вовремя получал положенную порцию развлечений. Превратив Совет Гранд-Лордов в шутовской круг любителей искусства, приближая одних и отдаляя других, Канцлер ловко подтасовывал карты и настраивал струны имперской скрипки в тон собственным вкусам и предпочтениям.

Добившись ссылки трех императорских сыновей в отдаленные провинции, и связав руки молодой императрицы-мачехи умело подобранным компроматом, Элджерон мог смело претендовать на престол, но царские регалии ему были не интересны. Сорокалетний Регарди предпочитал стоять за хилыми плечами Седрика Третьего и зорко следить за бескрайними просторами имперских владений, не показываясь на виду. Пятьсот лет активной экспансии превратили крохотную Согдарию в страдающего одышкой гиганта, который уже прогибался под тяжестью собственного веса, но упорно двигался вперед, заслоняя своей тенью всю ойкумену.

Утонув в заботах о согдарийцах, Элджерон Регарди часто забывал о сыне, оставшемся от его единственной любви, младшей сестры Императора – Фэйге, которая умерла после тяжелых родов. Арлинг никогда не мог избавиться от ощущения, что видит в глазах отца нескрываемый упрек и досаду.

Прибыв в мастаршильдский замок утром, Канцлер смог найти время для встречи с сыном только к ужину. Сам Арлинг тоже не спешил повидаться с родителем, пребывая в весьма странном для себя состоянии. Ему хотелось побыть наедине, но тот факт, что отец не пригласил на вечернюю трапезу даже его лучшего друга Даррена Монтеро, говорил о том, что грядет серьезный и, скорее всего, неприятный диалог.

Начинать разговор первым он не хотел, и, спрятавшись на дальнем конце стола за блеском тяжелой посуды и плачущими воском свечами, принялся рассматривать отца, которого не видел уже много месяцев.

Высокий, чуть скошенный лоб, выдающиеся скулы и заостренный подбородок выдавали в старшем Регарди хитреца, хотя, в целом, его черты были приятны и создавали впечатление надежного и открытого человека. Зеленовато-карие глаза Канцлера совсем не походили на синие Арлинга, которые достались ему от матери. Элджерон смотрел на собеседника в упор, создавая обманчивое впечатление, что в его взгляде можно прочесть все мысли, но обычно выходило наоборот. Нос у Элджерона был с горбинкой и немного острым кончиком. Арлинг унаследовал его вместе с формой рта. Уголки губ у старшего Регарди были слегка опущены вниз, будто перевернутый полумесяц. Арлинга всегда удивляло, как отец умудрялся создавать о себе благоприятное впечатление с таким печальным выражением лица.

Вот и сейчас Элджерон был похож на обремененного ответственностью, но, тем не менее, доброго главу семейства, который собрался пообщаться за трапезой с единственным сыном. Между тем, в голове у Канцлера, наверное, роились грандиозные мысли насчет будущего Арлинга. Хотя, возможно, он позвал его, чтобы просто отчитать за последние проделки в столице. Или староста успел пожаловаться. В последнее время общение отца с сыном было своеобразным. Элджерон строил планы, а младший Регарди успешно их разрушал, доказывая, что не способен повторить подвиг отца и стать вторым Бархатным Человеком Согдарии.

Чтобы заполнить паузу, Арлинг подозвал Холгера, личного слугу, который был приставлен к нему с детства и играл роль сначала няньки, потом воспитателя, а теперь надзирателя. Велев налить себе водки, он пробежался глазами по столу, пытаясь отыскать убитую им свинью и поражаясь больному воображению шеф-повара. Из скромных провинциальных продуктов тот умудрился приготовить шедевры кулинарного искусства, которые, по мнению Арлинга, выглядели не совсем съедобно.

Рядом с истекающим жиром гусем разместились золотые горы рулетов с капустой, стопка блинов с сыром, пара жареных зайцев, луковый пирог и ваза с золотой и серебристо-серой икрой. Дальше пошло веселее. Яблоки с фасолью, запеченная капуста со свининой (наверное, та самая!), сливы с клецками, кровяная колбаса с изюмом, что-то непонятное в кляре, салат из оранжевых кружков (морковь?), маленькие рыбки в желе…

– Это что? – брезгливо спросил он Холгера.

– Тушеная брюква в масле с белым мясным соусом, сахаром и уксусом, – гордо ответил старик с таким видом, будто сам готовил.

– А здесь? – Регарди с любопытством заглянул в хрустальную розетку с зеленой массой.

– Щавель, петрушка, укроп, эстрагон, мелисса, анис, молодые побеги черемши…

– Достаточно, – перебил его Арлинг, отсылая от стола.

И так было понятно, что семейный повар перестарался, приготовив ужин на десяток человек не меньше. Наверное, его не предупредили, что ужинать будут всего двое.